Тема: Литературно-поэтический журнал :)

Любимая спи...


Соленые брызги блестят на заборе.
Калитка уже на запоре. И море,
Дымясь, и вздымаясь, и дамбы долбя,
Соленое солнце всосало в себя.

Любимая, спи… Мою душу не мучай,
Уже засыпают и горы, и степь,
И пес наш хромучий, лохмато-дремучий,
Ложится и лижет соленую цепь.

И море — всем топотом, и ветви — всем ропотом,
И всем своим опытом — пес на цепи,
А я Тебе — шёпотом, потом — полушёпотом,
Потом — уже молча: «Любимая, спи…»

Любимая, спи… Позабудь, что мы в ссоре.
Представь: просыпаемся. Свежесть во всем.
Мы в сене. Мы сони. И дышит мацони
Откуда-то снизу, из погреба,- в сон.

О, как мне заставить все это представить
Тебя, недоверу? Любимая, спи…
Во сне улыбайся (все слезы отставить!),
Цветы собирай и гадай, где поставить,
И множество платьев красивых купи.

Бормочется? Видно, устала ворочаться?
Ты в сон завернись и окутайся им.
Во сне можно делать все то, что захочется,
Все то, что бормочется, если не спим.

Не спать безрассудно и даже подсудно, —
Ведь все, что подспудно, кричит в глубине.
Глазам Твоим трудно. В них так многолюдно.
Под веками легче им будет во сне.

Любимая, спи… Что причина бессоницы?
Ревущее море? Деревьев мольба?
Дурные предчувствия? Чья-то бессовестность?
А может, не чья-то, а просто моя?

Любимая, спи… Ничего не попишешь,
Но знай, что невинен я в этой вине.
Прости меня — слышишь? — Люби меня — слышишь? —
Хотя бы во сне, хотя бы во сне!

Любимая, спи… Мы — на шаре земном,
Свирепо летящем, грозящем взорваться, —
И надо обняться, чтоб вниз не сорваться,
А если сорваться — сорваться вдвоем.

Любимая, спи… Ты обид не копи.
Пусть соники тихо в глаза заселяются,
Так тяжко на шаре земном засыпается,
И все-таки — слышишь, любимая? — спи…

И море — всем топотом, и ветви — всем ропотом,
И всем своим опытом — пес на цепи,
А я Тебе — шёпотом, потом — полушёпотом,
Потом — уже молча: «Любимая, спи…»

Я не хочу наполовину Солнца,
Мне половина неба — ни к чему...
Наполовину песня — оборвется,
Любви наполовину не приму!
Наполовину вместе — значит порознь,
Наполовину искренность — вранье!
Наполовину смелость — значит подлость...
Наполовину — это точно не моё!

Кое что из стихов современных авторов....

Мама на даче, ключ на столе, завтрак можно не делать.
Скоро каникулы, восемь лет, в августе будет девять.
В августе девять, семь на часах, небо легко и плоско,
солнце оставило в волосах выцветшие полоски.
Сонный обрывок в ладонь зажать, и упустить сквозь пальцы.
Витька с десятого этажа снова зовет купаться.
Надо спешить со всех ног и глаз — вдруг убегут, оставят.
Витька закончил четвертый класс — то есть почти что старый.
Шорты с футболкой — простой наряд, яблоко взять на полдник.
Витька научит меня нырять, он обещал, я помню.
К речке дорога исхожена, выжжена и привычна.
Пыльные ноги похожи на мамины рукавички.
Нынче такая у нас жара — листья совсем как тряпки. Может быть, будем потом играть, я попрошу, чтоб в прятки.
Витька — он добрый, один в один мальчик из Жюля Верна.
Я попрошу, чтобы мне водить, мне разрешат, наверно.
Вечер начнется, должно стемнеть. День до конца недели.
Я поворачиваюсь к стене. Сто, девяносто девять.
Мама на даче. Велосипед. Завтра сдавать экзамен.
Солнце облизывает конспект ласковыми глазами.
Утро встречать и всю ночь сидеть, ждать наступленья лета.
В августе буду уже студент, нынче — ни то, ни это.
Хлеб получерствый и сыр с ножа, завтрак со сна невкусен.
Витька с десятого этажа нынче на третьем курсе.
Знает всех умных профессоров, пишет программы в фирме.
Худ, ироничен и чернобров, прямо герой из фильма.
Пишет записки моей сестре, дарит цветы с получки,
только вот плаваю я быстрей и сочиняю лучше.
Просто сестренка светла лицом, я тяжелей и злее,
мы забираемся на крыльцо и запускаем змея.
Вроде они уезжают в ночь, я провожу на поезд.
Речка шуршит, шелестит у ног, нынче она по пояс.
Семьдесят восемь, семьдесят семь, плачу спиной к составу.
Пусть они прячутся, ну их всех, я их искать не стану.
Мама на даче. Башка гудит. Сонное недеянье.
Кошка устроилась на груди, солнце на одеяле.
Чашки, ладошки и свитера, кофе, молю, сварите.
Кто-нибудь видел меня вчера? Лучше не говорите.
Пусть это будет большой секрет маленького разврата,
каждый был пьян, невесом, согрет, теплым дыханьем брата,
горло охрипло от болтовни, пепел летел с балкона
все друг при друге — и все одни, живы и непокорны.
Если мы скинемся по рублю, завтрак придет в наш домик,
Господи, как я вас всех люблю, радуга на ладонях.
Улица в солнечных кружевах, Витька, помой тарелки.
Можно валяться и оживать. Можно пойти на реку.
Я вас поймаю и покорю, стричься заставлю, бриться.
Носом в изломанную кору. Тридцать четыре, тридцать...
Мама на фотке. Ключи в замке. Восемь часов до лета.
Солнце на стенах, на рюкзаке, в стареньких сандалетах.
Сонными лапами через сквер, и никуда не деться.
Витька в Америке. Я в Москве. Речка в далеком детстве.
Яблоко съелось, ушел состав, где-нибудь едет в Ниццу,
я начинаю считать со ста, жизнь моя — с единицы.
Боремся, плачем с ней в унисон, клоуны на арене.
«Двадцать один», — бормочу сквозь сон. «Сорок», — смеется время. Сорок — и первая седина, сорок один — в больницу.
Двадцать один — я живу одна,
двадцать: глаза-бойницы, ноги в царапинах, бес в ребре, мысли бегут вприсядку, кто-нибудь ждет меня во дворе, кто-нибудь — на десятом.
Десять — кончаю четвертый класс, завтрак можно не делать. Надо спешить со всех ног и глаз. В августе будет девять. Восемь — на шее ключи таскать, в солнечном таять гимне...
Три. Два. Один. Я иду искать. Господи, помоги мне.

по-моему, очень мило))



- - - Добавлено - - -

Он для меня богом
Был, допивая виски,
В черном костюме строгом,
Громко дыша, близко.

Он говорил мало,
Ну, а молчал о многом.
Это меня волновало.
Он для меня богом
Был, как на дне стакана.
В баре пустом под утро,
Брошенным капитаном
Без океана и судна.

Глупости был эпилогом,
Все подливал виски,
Он был моим богом.
Я была атеисткой.

как жаль,что она не была богиней...

- - - Добавлено - - -

У нас здесь Весна!!!Весна пришла!!!+17 тепла,всюду тепло!!!

Весна наступила, эпоха любовная,
Под запахи мартовских первых цветов!
Появятся скоро листочки зеленые,
Послышатся вопли дворовых котов.
Заплачут сосульки под самыми крышами,
И птицы из теплых краев прилетят.
На нашей планете, оттаявшей, дышащей,
Появится новый зеленый наряд.
А в воздухе теплом, пропитанном солнышком,
Амурчик своею любовной стрелой,
Прицелившись в сердце её острым колышком,
Поделится этой любовью с тобой!

Божий снайпер

Смешав ингредиенты наудачу,
Забыв про сон, еду и питиё,
Господь поставил сам себе задачу —
И за неделю разрешил её.

Он был мудрец! Он сделал своё дело —
Плодитесь, размножайтесь, мол, — а сам
Не только сделал бренным наше тело,
Но отдал ВСЁ на откуп небесам:

Кого-то создал, усадил на тучу,
Лишил желудка, чтоб не ел, не пил,
Винтовку выдал и патронов кучу,
Бессмертным сделал. И благословил.

Ты можешь быть святым, а можешь — вором,
Ты можешь быть и прав, и виноват —
Он равнодушно щелкает затвором
И выбирает цели наугад.

В гостях у друга, в собственной квартире,
В глухом лесу среди берез и трав
Мы лишь мишени в этом странном тире,
А у мишеней не бывает прав.

Одним любовь явилась неземная,
Они парят, не размыкая рук,
Но снайпер, сострадания не зная,
Из них кого-то выбирает вдруг.

Другой наукам посвящен всецело,
Его звезда иных затмила свет,
Но снайпер смотрит сквозь стекло прицела,
А там мишени, звезд в прицеле нет!

И, отправляясь в дальнюю дорогу,
Садясь за стол или ложась в кровать,
Не стоит истово молиться богу:
Решает снайпер, а ему плевать!

Любите жизнь и в радости, и в горе,
Но не надейтесь пережить стрелка,
Ведь он бессмертен, а патронов — море,
Прицел не сбит и не дрожит рука.

Его судьбы врагу не пожелать:
Не есть, не пить, а все стрелять, стрелять...

А. ЖУРАВЛЁВ

- - - Добавлено - - -

Тушнова Вероника

Не боюсь, что ты меня оставишь
для какой-то женщины другой,
а боюсь я,
что однажды станешь
ты таким же,
как любой другой.
И пойму я, что одна в пустыне,—
в городе, огнями залитом,
и пойму, что нет тебя отныне
ни на этом свете,
ни на том.

Стыдно быть несчастливым

Александр Володин


Если бы мне разрешили - потом, потом, когда кончится война,
когда совсем кончится и все уже будет позади, - пускай не жить,
к чему такая крайность,
но просто оказаться Там и просто увидеть,
просто посмотреть вокруг - что будет?
Тогда, тогда, когда - совсем, совсем кончится война...
И мне разрешили.
Не просто смотреть, но:
купаться, кататься, кувыркаться,
одеваться, раздеваться,
подниматься, опускаться,
напиваться и не напиваться,
обижаться и не обижаться,
забываться и не забываться
и еще тысячу всего только на эту рифму,
и еще сто тысяч - на другие.
Стыдно быть несчастливым.
А женщины......
самые, казалось бы, несовершенные, иногда говорят такие слова...
.... И так смешно шутят, и так проницательно думают о нас -
чтобы нам было лучше, чтобы нам было сладко - с последней из всех, как с первой из всех.
И то и дело это им удается, то тут, то там, то так, то сяк.
А если не удается, они страдают молча.
А если говорят - иногда говорят такие слова...

Стыдно быть несчастливым.

А есть собаки.
Они не умеют читать, ничего не читали, ни одной строчки!
Ни разу по этому поводу у них не колотилось сердце,
не подступал комок к горлу,
они ни разу не хохотали,
не перечитывали вслух своим знакомым.

Стыдно быть несчастливым.

А есть коровы - только и знают, что жуют свою жвачку
и ничего не делают своими руками.
Не смогли бы, даже если бы захотели!
Пустяковый подарочек теленку - и то не в силах.
Не говоря уже о работе ума:
что-нибудь сочинить,
сделать мало-мальское открытие на пользу таким же коровам, как они,
и заволноваться, и вскричать: «Чёрт побери!»
Ничего этого для них не существует.

Стыдно быть несчастливым.

Да что там, есть улитки!
Им за всю свою жизнь суждено увидеть метр земли максимум...
Просто увидеть!
Просто смотреть, что происходит теперь, теперь, когда совсем, совсем кончилась война.
Нет, если бы мне разрешили одно только это - я бы и тогда сказал:

«Стыдно быть несчастливым».

И каждый раз, когда я несчастлив, я твержу себе это:

«Стыдно, стыдно, стыдно быть несчастливым!»

То, что знает почти каждая женщина, а если не знает, то скоро узнает

Мужья — это такая разновидность людей, с которыми просто невозможно жить дружно:
Они вечно путаются у вас под ногами и ждут от вас завтрака, обеда и ужина.
В воспитании детей они смыслят много меньше, чем в вопросах футбола или автовождения,
И всегда забывают все дни рождения. Они полагают, что любые поступки
Можно с легкостью загладить поцелуем в губки,
А если вы пытаетесь им растолковать, в чем и как они провинились,
они слушают с фальшиво-терпеливым выражением и думают: от этого меня не убудет;
Сегодня пошумит, а завтра забудет.
В гостях они с неприличной скоростью поглощают мартини и другие коктейли,
Но стоит вам только покоситься в их сторону,
они принимают мученический вид, как будто против них невесть что затеяли.
Они очень быстро прошагают пять миль ради партии в гольф с товарищем юности,
но если попросить их что-то сделать по дому, они идут вздремнуть и спят летаргически, —
И они же еще говорят, что женщины совершенно не способны мыслить логически!
Они встают и ложатся когда им вздумается, лишь бы только не в одно время с вами,
А если вы приводите в порядок лицо, они смотрят на вас такими глазами,
будто пудра и помада — это черная магия, а вы сами — индийские факиры и свами.

Когда вы подаете на обед фрикадельки, они мрачно спрашивают, неужели так трудно
хоть раз приготовить нормальный кусок мяса, и трапеза проходит в зубовном скрежете,
И вы им готовите нормальный кусок мяса — готовите раз, и другой, и третий,
а когда приходит счет от мясника, выясняется, что вы их без ножа режете.
Они сохраняют полнейшее спокойствие в тех случаях,
когда болеете вы, хотя в свое время давали обет быть вам опорой в горе и хвори,
Но если сами схватят простуду или у них заболит живот,
они впадают в такую панику, как будто с жизнью простятся вскоре.
Когда вы с ними наедине, они не обращают на вас внимания
и проблемами приличия и хорошего тона, как правило, менее всего озабочены,
Но зато при посторонних они преображаются: придвигают вам кресла, приносят пепельницы
и вообще так раскланиваются и расшаркиваются, что вам охота залепить им пощечину.

Мужья воистину несносные творения, но раз уж Провидение придумало брак,
То бедные жены их все-таки выносят, хотя и сами удивляются как.

Огден Нэш
(перевод Ирины Комаровой)

Автор мне неизвестен

Он говорил, что любит многих женщин,
И что не может ей принадлежать...
Что он свободен, очень переменчив,
Не стоит его ждать и ревновать...
Она смотрела вдаль... Не отвечала…
Лишь сигаретный дым клубил в окно,
И улыбалась, словно вспоминала,
Что где-то это слышала в кино...
А он сказал: "Ты нравишься мне, детка!
Давай побудем вместе пару дней...
Ты, правда, не блондинка, а брюнетка,
И я люблю - немного похудей..."
Она спокойно затушила сигарету,
К нему прижалась, сильно обняла...
В глаза взглянула, привыкая к цвету,
Добавив поцелуями тепла...
Он понял, что она не возражает:
"Наверно, многих знала ты мужчин. -
Добавил, - А твой запах возбуждает!
И гибкая ты, словно пластилин..."
А, уходя, сказал: "Все было мило!
Пусть это будет только тэт-а-тэт..."
Предупредил, сама чтоб не звонила:
"Я сам перезвоню тебе! Привет!"
Она кивнула и рукой ему смахнула
Пылинки незаметные с плеча.
В глаза его опять на миг взглянула,
И дверь закрыла с помощью ключа...
Он позвонил, послал десяток сообщений,
Но телефон молчал и день, и два, и три...
Он знал уже количество ступеней
В ее подъезде, от крыльца и до двери...
Он дозвонился ей через неделю,
И с дрожью в голосе, спросил: "Где ты была?
И полуслову твоему не верю...
Так как ты развлекалась без меня?"
Она не отвечая, отключилась.
Он приезжал, стучал и вновь звонил...
И как-то дверь в ночи ее открылась,
Когда он, как щенок, под ней скулил...
Она его на кухню пригласила,
И предложила кофе или чай...
И он сказал: "Ты сердце мне разбила!
Ты больше меня, слышишь, не бросай
Она вздохнула: "Не ходи без приглашенья!"
А он ответил: "Будь моей женой!"
Она сказала: "Это заблужденье,
Люблю свободу, хорошо одной..."
Он закурил, дрожащими руками,
И холодом сковало все внутри,
И скулы заходили желваками,
И в сердце будто вставили штыри...
Она сказала: "Жизнь менять не собираюсь.
И ничего, и никому я не должна,
И что к тебе на шею не бросаюсь,
И что привыкла быть уже одна..."
А он молчал, а что он мог ответить?
Еще никто ему отпора не давал!
Ему такую женщину - не встретить,
Которая б сразила наповал

Он говорил мне: "Будь ты моею,
И стану жить я, страстью сгорая".
Прелесть улыбки, нега во взоре,
Мне обещают радости рая.

Бедному сердцу так говорил он,
Бедному сердцу так говорил он.
Но не любил он, нет не любил он,
Нет не любил он, ах, не любил он меня.

Он говорил мне: "Яркой звездою
Мрачную душу ты озарила,
Ты мне надежду в сердце вселила,
Сны наполняя сладкой мечтою".

То улыбался, то слезы лил он,
То улыбался, то слезы лил он.
Но не любил он, нет не любил он,
Нет не любил он, ах, не любил он меня.

Он обещал мне, бедному сердцу,
Счастье и грезы, страсти, восторги,
Нежно он клялся жизнь услаждать мне
Вечной любовью, вечным блаженством.

Сладкою речью сердце сгубил он,
Сладкою речью сердце сгубил он,
Но не любил он, нет не любил он,
Нет не любил он, ах, не любил он меня.